Неточные совпадения
Катавасов сначала смешил
дам своими оригинальными шутками, которые всегда так нравились при первом знакомстве с ним, но потом, вызванный Сергеем Ивановичем, рассказал очень интересные свои наблюдения о различии характеров и даже физиономий самок и самцов комнатных мух и об их жизни. Сергей Иванович тоже был весел и за
чаем, вызванный братом, изложил свой взгляд
на будущность восточного вопроса, и так просто и хорошо, что все заслушались его.
— Как же бы это сделать? — сказала хозяйка. — Рассказать-то мудрено, поворотов много; разве я тебе
дам девчонку, чтобы проводила. Ведь у тебя,
чай, место есть
на козлах, где бы присесть ей.
— Вот говорит пословица: «Для друга семь верст не околица!» — говорил он, снимая картуз. — Прохожу мимо, вижу свет в окне,
дай, думаю себе, зайду, верно, не спит. А! вот хорошо, что у тебя
на столе
чай, выпью с удовольствием чашечку: сегодня за обедом объелся всякой дряни, чувствую, что уж начинается в желудке возня. Прикажи-ка мне набить трубку! Где твоя трубка?
Тут был
на эпиграммы падкий,
На всё сердитый господин:
На чай хозяйский слишком сладкий,
На плоскость
дам,
на тон мужчин,
На толки про роман туманный,
На вензель, двум сестрицам данный,
На ложь журналов,
на войну,
На снег и
на свою жену. //……………………………………
Авдотья Романовна позвонила,
на зов явился грязный оборванец, и ему приказан был
чай, который и был, наконец, сервирован, но так грязно и так неприлично, что
дамам стало совестно.
—
Чаю подай. Да принеси ты мне газет, старых, этак дней за пять сряду, а я тебе
на водку
дам.
Я от него было и двери
на запор;
Да мастер услужить: мне и сестре Прасковье
Двоих ара́пченков
на ярмарке достал;
Купил, он говорит,
чай, в карты сплутовал;
А мне подарочек,
дай бог ему здоровье!
— Женщина лежала рядом с каким-то бревном, а голова ее высунулась за конец бревна, и
на голову ей ставили ноги. И втоптали.
Дайте мне
чаю…
Несколько часов ходьбы по улицам
дали себя знать, — Самгин уже спал, когда Анфимьевна принесла стакан
чаю. Его разбудила Варвара, дергая за руку с такой силой, точно желала сбросить
на пол.
— Вообще выходило у него так, что интеллигенция — приказчица рабочего класса, не более, — говорил Суслов, морщась, накладывая ложкой варенье в стакан
чаю. — «Нет, сказал я ему, приказчики революций не делают, вожди, вожди нужны, а не приказчики!» Вы, марксисты, по дурному примеру немцев, действительно становитесь в позицию приказчиков рабочего класса, но у немцев есть Бебель, Адлер да — мало ли? А у вас — таких нет, да и не
дай бог, чтоб явились… провожать рабочих в Кремль,
на поклонение царю…
Клим спросил еще стакан
чаю, пить ему не хотелось, но он хотел знать, кого дожидается эта
дама? Подняв вуаль
на лоб, она писала что-то в маленькой книжке, Самгин наблюдал за нею и думал...
Он отошел к столу, накапал лекарства в стакан,
дал Климу выпить, потом налил себе
чаю и, держа стакан в руках, неловко сел
на стул у постели.
— Сегодня он — между прочим — сказал, что за хороший процент банкир может
дать денег хоть
на устройство землетрясения. О банкире — не знаю, но Захар —
даст. Завтракать — рано, — сказала она, взглянув
на часы. —
Чаю хочешь? Еще не пил? А я уже давно…
— Вера, —
чаю, пожалуйста! В половине восьмого заседание. Субсидию тебе
на школу город решил
дать, слышишь?
— Это — музыка Мейербера к трагедии Эсхила «Эвмениды».
На сундуке играть ее — нельзя, да и забыл я что-то. А —
чаю дадут?
Поболтав с дочерью, с Климом, он изругал рабочих, потом щедро
дал им
на чай и уехал куда-то, а Лидия ушла к себе наверх, притаилась там, а за вечерним
чаем стала дразнить Таню Куликову вопросами...
— Приду; как не прийти взглянуть
на Андрея Ильича?
Чай, великонек стал! Господи! Радости какой привел дождаться Господь! Приду, батюшка,
дай Бог вам доброго здоровья и несчетные годы… — ворчал Захар вслед уезжавшей коляске.
— Уж и дело! Труслив ты стал, кум! Затертый не первый раз запускает лапу в помещичьи деньги, умеет концы прятать. Расписки, что ли, он
дает мужикам:
чай, с глазу
на глаз берет. Погорячится немец, покричит, и будет с него. А то еще дело!
У них много: они сейчас
дадут, как узнают, что это для Ильи Ильича. Если б это было ей
на кофе,
на чай, детям
на платье,
на башмаки или
на другие подобные прихоти, она бы и не заикнулась, а то
на крайнюю нужду, до зарезу: спаржи Илье Ильичу купить, рябчиков
на жаркое, он любит французский горошек…
Захар
на всех других господ и гостей, приходивших к Обломову, смотрел несколько свысока и служил им, подавал
чай и прочее с каким-то снисхождением, как будто
давал им чувствовать честь, которою они пользуются, находясь у его барина. Отказывал им грубовато: «Барин-де почивает», — говорил он, надменно оглядывая пришедшего с ног до головы.
Стала съезжаться к поезду публика, и должник явился тут, как лист перед травою, и с ним
дама; лакей берет для них билеты, а он сидит с своей
дамой,
чай пьет и тревожно осматривается
на всех.
Я обиделся
на французские хлебы и с ущемленным видом ответил, что здесь у нас «пища» очень хорошая и нам каждый день
дают к
чаю по целой французской булке.
Жить я положил
на улице, и за нужду я готов был ночевать в ночлежных приютах, где, сверх ночлега,
дают кусок хлеба и стакан
чаю.
Я пригласил его пить
чай. «У нас
чаю и сахару нет, — вполголоса сказал мне мой человек, — все вышло». — «Как, совсем нет?» — «Всего раза
на два». — «Так и довольно, — сказал я, — нас двое». — «А завтра утром что станете кушать?» Но я знал, что он любил всюду находить препятствия. «Давно ли я видел у тебя много сахару и
чаю?» — заметил я. «Кабы вы одни кушали, а то по станциям и якуты, и якутки, чтоб им…» — «Без комплиментов!
давай что есть!»
Дома, после
чаю, после долгого сиденья
на веранде, я заперся в свою комнату и хотел писать; но мне, как и всем,
дали ночник из кокосового масла.
Тут еще
дали кому кофе, кому
чаю и записали
на каждого за все съеденное и выпитое, кроме вина, по четыре шиллинга: это за обед.
Я стал припоминать,
на что это похоже: помню, что в детстве вместе с ревенем, мятой, бузиной, ромашкой и другими снадобьями, которыми щедро угощают детей,
давали какую-то траву вроде этого
чая.
Мы повели гостей в капитанскую каюту: там
дали им наливки,
чаю, конфект. Они еще с лодки все показывали
на нашу фор-брам-стеньгу,
на которой развевался кусок белого полотна, с надписью
на японском языке «Судно российского государства». Они просили списать ее, по приказанию разумеется, чтоб отвезти в город, начальству.
Наши проводники залезли к нам погреться; мы
дали им по стакану
чаю, хотели
дать водки, но и у нас ее нет: она разбилась
на Джукджуре, когда перевернулись две лошади, а может быть, наша свита как-нибудь сама разбила ее…
Наверху всё затихло, и сторожиха досказала свою историю, как она испужалась в волостном, когда там в сарае мужика секли, как у ней вся внутренность отскочила. Хорошавка же рассказала, как Щеглова плетьми драли, а он и голоса не
дал. Потом Федосья убрала
чай, и Кораблева и сторожиха взялись за шитье, а Маслова села, обняв коленки,
на нары, тоскуя от скуки. Она собралась лечь заснуть, как надзирательница кликнула ее в контору к посетителю.
Пришедшим слепым нищим он
дал рубль,
на чай людям он роздал 15 рублей, и когда Сюзетка, болонка Софьи Ивановны, при нем ободрала себе в кровь ногу, то он, вызвавшись сделать ей перевязку, ни минуты не задумавшись, разорвал свой батистовый с каемочками платок (Софья Ивановна знала, что такие платки стоят не меньше 15 рублей дюжина) и сделал из него бинты для Сюзетки.
— А вот тебе и
на чай, потому он тебе, пожалуй, не
даст… — весело засмеялся Иван Федорович.
Митя не раз уже
давал ему
на чай.
«Ну, хоть бы
на лапти
дал: ведь ты с ним
на охоту ходишь;
чай, что день, то лапти».
Смотришь, уж и примчался к концу; вот уж и вечер; вот уж заспанный слуга и натягивает
на тебя сюртук — оденешься и поплетешься к приятелю и
давай трубочку курить, пить жидкий
чай стаканами да толковать о немецкой философии, любви, вечном солнце духа и прочих отдаленных предметах.
Манзы сначала испугались, но потом, узнав, в чем дело, успокоились. Они накормили нас чумизной кашей и
дали чаю. Из расспросов выяснилось, что мы находимся у подножия Сихотэ-Алиня, что далее к морю дороги нет вовсе и что тропа, по которой прошел наш отряд, идет
на реку Чжюдямогоу [Чжу-цзя-ма-гоу — долина семьи Чжу, где растет конопля.], входящую в бассейн верхней Улахе.
Надо было
дать вздохнуть лошадям. Их расседлали и пустили
на подножный корм. Казаки принялись варить
чай, а Паначев и Гранатман полезли
на соседнюю сопку. Через полчаса они возвратились. Гранатман сообщил, что, кроме гор, покрытых лесом, он ничего не видел. Паначев имел смущенный вид, и хотя уверял нас, что место это ему знакомо, но в голосе его звучало сомнение.
Хозяин разостлал
на кане новое ватное одеяло, поставил маленький столик и налил нам по кружке
чаю. Китайский
чай дает навар бледно-желтый, слабый, но удивительно ароматный; его надо пить без сахара — сладкий он неприятен.
Рахметов, попросив соседскую служанку сходить в булочную, поставил самовар, подал, стали пить
чай; Рахметов с полчаса посидел с
дамами, выпил пять стаканов
чаю, с ними опростал половину огромного сливочника и съел страшную массу печенья, кроме двух простых булок, служивших фундаментом: «имею право
на это наслажденье, потому что жертвую целою половиною суток».
Понаслаждался, послушал, как
дамы убиваются, выразил три раза мнение, что «это безумие»-то есть, не то, что
дамы убиваются, а убить себя отчего бы то ни было, кроме слишком мучительной и неизлечимой физической болезни или для предупреждения какой-нибудь мучительной неизбежной смерти, например, колесования; выразил это мнение каждый раз в немногих, но сильных словах, по своему обыкновению, налил шестой стакан, вылил в него остальные сливки, взял остальное печенье, —
дамы уже давно отпили
чай, — поклонился и ушел с этими материалами для финала своего материального наслаждения опять в кабинет, уже вполне посибаритствовать несколько, улегшись
на диване,
на каком спит каждый, но который для него нечто уже вроде капуанской роскоши.
Когда Вера Павловна
на другой день вышла из своей комнаты, муж и Маша уже набивали вещами два чемодана. И все время Маша была тут безотлучно: Лопухов
давал ей столько вещей завертывать, складывать, перекладывать, что куда управиться Маше. «Верочка, помоги нам и ты». И
чай пили тут все трое, разбирая и укладывая вещи. Только что начала было опомниваться Вера Павловна, а уж муж говорит: «половина 11–го; пора ехать
на железную дорогу».
— Положение среднее. Жалованье маленькое, за битую посуду больше заплатишь. Пурбуарами живем.
Дай Бог здоровья, русские господа не забывают. Только раз одна русская
дама, в Эмсе, повадилась ко мне в отделение утром кофе пить, а тринкгельду [
на чай (от нем. Trinkgeld).] два пфеннига
дает. Я было ей назад: возьмите, мол,
на бедность себе! — так хозяину, шельма, нажаловалась. Чуть было меня не выгнали.
Утром нам обыкновенно
давали по чашке
чая, приправленного молоком, непременно снятым (синеватым), несмотря
на то, что
на скотном дворе стояло более трехсот коров.
Потом пьют
чай сами господа (а в том числе и тетеньки, которым в другие дни посылают
чай «
на верх»), и в это же время детей наделяют деньгами: матушка каждому
дает по гривеннику, тетеньки — по светленькому пятачку.
И «
на чай» посетители, требовавшие только
чай, ничего не
давали, разве только иногда две или три копейки, да и то за особую услугу.
Ечкин каждый раз
давал старухе по три рубля
на чай и купил ее этим простым путем.
Аня. Дачу свою около Ментоны она уже продала, у нее ничего не осталось, ничего. У меня тоже не осталось ни копейки, едва доехали. И мама не понимает! Сядем
на вокзале обедать, и она требует самое дорогое и
на чай лакеям
дает по рублю. Шарлотта тоже. Яша тоже требует себе порцию, просто ужасно. Ведь у мамы лакей Яша, мы привезли его сюда…
В Александровске за поделки из дерева и металлов платят очень дорого, а
давать «
на чай» не принято меньше рубля.
На следующее утро, за
чаем, Лемм попросил Лаврецкого
дать ему лошадей для того, чтобы возвратиться в город.
— Я?.. Верно тебе говорю… Ну, прихожу к тетке, она меня сейчас
давай чаем угощать, а сама в матерчатом платье ходит… Шалевый платок ей подарил Палач
на пасхе, да Козловы ботинки, да шкатунку. Вот тебе и приказчица!